Возможно наиболее тесные профессиональные отношения у Бенни были с Gene Krupa. Их частые совместные исполнения пьесы Sing, Sing, Sing подчеркивали их тесное музыкальное сотрудничество. Бенни чувствовал, что он никогда не знал более добросовестного музыканта. Кроме того, Gene обладал особой тактичностью. Не раз бывало, что Бенни был чем-то расстроен, и Gene помогал ему взять себя в руки. Он также частенько выступал "миротворцем" в оркестре.

И все же Бенни и Gene расстались. Это случилось в марте 1938 года после выступления в Earle Theater в Филадельфии. Во время тех гастролей стало очевидно, что зрители, собравшиеся в театре, поклонялись Gene. Бенни надеялся, что зрители обладают достаточным здравым смыслом, чтобы высказать уважение ко всему оркестру, как единому целому, а не только одному из его участников. Но не было никакой возможности ни управлять толпой, ни разрушить ее нацеленность на Gene, и Бенни просто игнорировал происходящее. Но ситуация становилась невыносимой. К концу недели Gene покинул оркестр. Бенни почти сразу же заменил его своим старым школьным приятелем из Чикаго – Дейви Таф (Davey Tough), который играл в оркестре Bunny Berigan. Davey был непостоянным и очень чувствительным человеком, разрывавшимся между музыкой и литературой, и время от времени уходил в запой. Ему не хватало сценического мастерства и задора Gene, однако он принес в оркестр утонченную гибкость. В доказательство неповторимого звука ударных Davey, можно посоветовать прослушать запись, которую он сделал вместе с Бенни и Teddy Wilson в конце того трудного марта. Пьеса называлась Sweet Lorraine.

В середине апреля Gene Krupa организовал свой собственный оркестр, который выступал в зале Marine Ballroom в Атлантик-Сити. Подшпориваемый неповторимым звучанием барабанов Krupa, оркестр демонстрировал мощный драйв с самого начала выступления, что находило восторженный отклик в аудитории.

Оркестр Бенни тоже появлялся на этой сцене в том году. Davey Tough отметил это событие изумительным соло на барабанах при исполнении одной из любимых пьес оркестра – Don't Be That Way. Публика освистала его, она еще помнила игру Gene Krupa. Удрученный, Davey Tough попросил Бенни исполнить эту пьесу еще раз. При втором исполнении Davey исполнил два соло в технике Gene Krupa. Публика, узнав стиль, пришла в восторг. В сущности, имитация, предложенная Davey, была хитрой уловкой. Он переложил стиль исполнения Gene Krupa в простодушно-детской манере. В любом случае, оркестрантам эта шутка понравилась.

До конца года Бенни и Gene публично "похоронили" все разногласия, существовавшие между ними. Это произошло в Филадельфии. Оркестр Джина выступал в ресторане Аркадия, когда Бенни пригласил его для участия в небольшой театральной постановке. Джин тут же выслал всему оркестру Бенни приглашение посетить ресторан Аркадия в качестве его личных гостей. От такого приглашения отказаться было просто невозможно, и все музыканты отправились в ресторан после окончания представления в театре. Здесь, на сцене ресторана Аркадия, Бенни и Джин примирились раз и навсегда.

В 1942 г., когда Джин был осужден в Калифорнии (он употреблял марихуану), Бенни сразу же приехал из Нью-Йорка, чтобы навестить его в тюрьме. Первая фраза, которую он произнес , была - если Джин когда-либо захочет снова присоединиться к оркестру Бенни, то он будет с радостью принят всеми музыкантами. Когда Джин добился освобождения и был выпущен после почти целого года заключения, он по финансовым причинам не мог собрать свой оркестр снова и поэтому принял предложение Бенни. Они отметили его возвращение туром по армейским частям. В ходе этого турне Джин пожертвовал свой гонорар в USO (Объединенная служба организации досуга войск). Ближе к концу 1943 г. Бенни со своим оркестром выступал на сцене Ice Terrace Room в отеле New Yorker, и Джин опять сидел за барабанами.

Как руководителя оркестра, Бенни часто обвиняли в том, что он уделяет мало внимания текстам своих песен. Казалось, что он заботится исключительно о музыке, отводя вокалу роль лишь еще одного голоса в оркестре. Особенно была этим недовольна певица Хелен Форест (Helen Forrest). И поэтому она не очень долго работала с оркестром. Она ушла, чтобы, по ее словам, "избежать нервного срыва", и присоединилась к оркестру Гарри Джеймса (Harry James).

Но недостатка в хороших вокалистках не было. Взять к примеру, первую Хелен – Хелен Уард (Helen Ward). В Чикаго в 1936 г. в зале Urban Room отеля Congress Hotel Хелен и оркестр Бенни сделали несколько записей. В манере, в которой Helen Ward исполняла "Goody-Goody" или "It's Been So Long" Джонни Мерсера (Johnny Mercer), или в пьесе Too Good To Be True, было что-то удивительно живое. Helen Ward, которую в 1936 г. называли лучшей исполнительницей блюзов, покинула оркестр только когда вышла замуж.

Кроме этого была певица, которая заменила Helen Forrest летом 1941. Ее звали Норма Егстрем (Norma Egstrom), позже она стала Пегги Ли (Peggy Lee). В ходе совместной работы Peggy решила, что есть несколько песен, которые она хотела бы исполнять в манере, отличной от той, которой требовал придерживаться Бенни. Но ее это не расстроило, напротив, она говорила, что совместная работа с Бенни научила ее ценить тесное сотрудничество. Одной из первых записей, которые она сделала с оркестром Бенни, была изысканная и довольно сложная аранжировка пьесы "I See A Million People", которую сделал Эдди Сотер (Eddie Sauter). Когда она исполняла эту пьесу, казалось, она постоянно боится сделать что-нибудь не так, как маленькая девочка, заблудившаяся в лабиринте звуков. Но это только усиливало пикантность исполнения. Именно с оркестром Бенни она записала свой первый настоящий хит – Why Don't You Do Right?

Peggy Lee была лишь одной из певиц, которые выступали с оркестром Бенни. Бенни делал записи с большим числом других вокалисток и вокалистов. Один случай ему особенно запомнился: Джимми Рашинг (Jimmy Rushing), которого он "одолжил" в оркестре у Каунта Бейси (Count Bassie), чтобы в 1936 г. записать песню, написанную Ирвингом Берлином (Irving Berlin). Слова песни "He Ain't Got Rhythm" как нельзя лучше подходили стилю исполнения Джимми Рашинга.

У него был глубокий, теплый голос. Его звали "Мистер 5 на 5", поскольку он скакал по линейкам нотного стана, как резиновый мячик. Он всегда точно знал, как подать песню – дирижеру не надо было делать ничего, кроме того, чтобы обеспечить соответствующее музыкальное сопровождение.

Несколько лет спустя, в 1958 г., Расс Коннор (Russ Connor), владелец звукозаписывающей студии, предложил Бенни взять Джимми Рашинга в европейское турне. Бенни не был уверен в результате, но Jimmy оказался правильным выбором. Европейская публика до этого не видела и не слышала столь яркого исполнения, которое демонстрировал Джимми Рашинг. На сцене American Pavilion он не раз был близок к тому, чтобы "украсть" весь успех выступления. Его обаянию исполнителя невозможно было сопротивляться, и Бенни был очень рад, что Джимми выступал в его оркестре.

И все-таки Бенни продолжал относиться к голосу Джимми Рашинга, как к еще одному инструменту в медной группе. Его отношение к Бесси Смит (Bessie Smith) было таким же. Бенни всегда предпочитал разносторонних вокалистов певцам, просто обладающим сильным голосом. Тем не менее, он работал с Бесси Смит при ее последней записи в ноябре 1933. В то время интерес публики к Бесси почти исчез и не возобновился до ее насильственной смерти, которая произошла несколькими годами спустя. Музыканты обожали ее, и все, кто собрался в тот день в студии, чтобы принять участие в записи, были выдающимися исполнителями. Ту встречу организовал Бак Вашингтон (Buck Washington). В записи участвовали Chu Berry на тенор-саксофоне, Frankie Newton на трубе, Jack Teagarden на тромбоне, Бенни и сам Buck на фортепиано. Бесси исполнила 4 песни, которые как нельзя лучше подходили к ее изумительному голосу. Сначала была записана "Gimme A Pigfoot", затем следовала "Do Your Duty", потом – "Take Me For A Buggy Ride" и наконец традиционный блюз "I'm Down In The Dumps". Несмотря на славу Бесси, Бенни обнаружил, что ему больше нравится более утонченный стиль исполнения. Так Элла фитцджеральд (Ella Fitzgerald) всегда была одной из его любимых исполнительниц.

Он считал, что Элла обладает одним из нежнейших джазовых голосов. В 1936 г. Бенни пригласил ее из оркестра, которым руководил Chick Webb, для записи Did You Mean It? Тогда же они записали Take Another Guess и особенно удачно Goodnight My Love. В этих пьесах Элла продемонстрировала необычайную искренность, которую нельзя подделать.

Тогда оказалось, что у нее был подписан контракт с другой звукозаписывающей компанией, что привело к возникновению ряда проблем. Пластинка была изъята из продажи и несколько десятилетий была недоступна для любителей джаза.

Билли Холидей (Billie Holiday) была совсем другой. Она обладала звонким голосом, и даже сентиментальным песням придавала остроту. Билли принадлежала к тому же уровню исполнителей, что и Элла. Однако, она обладала более амбициозным характером. Бенни впервые встретил ее благодаря Джону Хаммонду (John Hammond) в маленьком кафе на 137-й улице в Гарлеме, когда ей было только 17 лет. Она тогда только что приехала из Балтимора. В то время они сделали несколько совместных записей в 1935 г., иногда выступали вместе, а потом их дороги опять расходились.

Много лет спустя, когда Бенни случайно попал на ее выступление, у него сложилось впечатление, что талант и способности Билли росли год от года. В ее манере исполнения чувствовалось все больше одиночества, опустошения и невинности – все одновременно. Ее голос доносился как будто издалека – как пение соловья из глубины леса. К концу жизни она стала трагической фигурой. Однако, с точки зрения Бенни, ее любовные переживания и самоубийственное злоупотребление наркотиками не имели большого значения. Что действительно имело значение, так это ее способность передать в песне человеческую трагедию.

Элла и Билли были двумя королевами среди джазовых вокалисток в те годы. Третьей была Милдред Бэйли (Mildred Bailey), в основном известная по совместным выступлениям со своим мужем Редом Норво (Red Norvo). Бенни постоянно приглашал ее для участия в исполнении Camel Caravan в радиопередачах из Нью-Йорка в 1936 г. Ее руки, разум, голос – все ее существо обнимало музыку. Mildred могла выступать с биг-бендами и в то же время сохранять индивидуальный стиль. Может показаться, что это очень просто, однако только немногие исполнители могли добиться этого. Мощный голос не требовался – этим занимались микрофоны и усилители. Требовался темперамент и умение почувствовать песню и сделать ее "своей"

Другим старым другом и коллегой, о котором Бенни всегда вспоминал с симпатией, был Джонни Мерсер (Johnny Mercer), певец и возможно один из лучших американских авторов слов к песням. В те годы, когда Johnny регулярно появлялся в радиопередачах, ему приходилось сочинять тексты к блюзам за неделю до выступления, и его никогда нельзя было обвинить в том, что он не справился. Бенни очень нравилось работать с ним. Они творили с удовольствием, на которое способны только настоящие таланты. Например, Cuckoo In The Clock – эту песню они записали в феврале 1939 г. Бенни решил имитировать кукушку на кларнете. Тогда же они записали знаменитый номер – And The Angels Sing, основанный на порывистой иудейской мелодии. Пьесу написали Джонни Мерсер (Johnny Mercer) и Зигги Элман (Ziggy Elman), а исполнила ее Марта Тилтон (Martha Tilton). Она придала пьесе свое характерное бравурное звучание, которое поддерживалось партией Зигги на трубе. Результат был триумфальным, если не сказать гениальным. И слова и музыка были доведены до совершенства. Это был один из шедевров Бенни, созданных в те годы.

В марте 1942 г. в Лас-Вегасе Бенни женился на Элис Хаммонд (Alice Hammond), с которой познакомился в 1938 г. в Бостоне. Бенни был 33-летним холостяком, преданным музыке. Элис происходила из аристократической семьи, она была сестрой Джона Хаммонда и разведенной женой известного англичанина. Некоторые из их друзей не могли поверить такой новости. Общее мнение было таково, что Элис проявила смелость, приняв решение выйти за него замуж, а Бенни согласился. Если музыкант слишком фальшивит, его выгоняют, но вы не можете уволить супруга.

Когда тем вечером в Лас-Вегасе они отправились в свадебное путешествие, Бенни был уставшим, и скоро он передал руль Элис. Бенни прилег на заднем сиденье и задремал. На границе штата Калифорния полицейский спросил Элис, что она везет в машине. Бенни сквозь сон услышал ее невозмутимый ответ – "Моего мужа".

Позже Элис вычислила, что за первые 4 месяца своего брака они ночевали не менее чем в 73 разных местах. Особенно примечательно, что Элис взяла эти проблемы на себя. Она была таким человеком, первым инстинктом которого было обустроиться и создать на новом месте приятную теплую обстановку.

В сущности у них было 3 дома. В Нью-Йорке, за который всю ответственность нес Бенни. В Коннектикуте и на Антильских островах, однако, обязанности распределялись по-другому. Элис вела дела, Бенни отдыхал. Она помогала ему забыть о заботах, но с другой стороны, как это ни парадоксально, она помогала ему лучше в них разобраться. У них было две дочери - Рэйчел (Rachel) и Бенжи (Benjie), одна интересовалась музыкой, другая – живописью. Бенни старался выразить свое отношение к дочерям в музыке. Он сочинял и исполнял посвящения им. Одно из таких посвящений называлось Rachel's Dream, другое - Benjie's Bubble. Кроме того, он написал посвящения трем дочерям Элис от первого брака – Hi 'Ya Sophia, Shirley Steps Out и Gilly.

Бенни всегда считал, что темперамент очень странная вещь. Ни один музыкант не может достичь без него чего бы то ни было, а с другой стороны у всех темпераменты различны. В 1940 он участвовал в подготовке шоу The Seven Lively Arts, которое ставил Billy Rose. Среди прочих в состав исполнителей входили Беатрис Лилли (Beatrice Lillie), Берт Лар (Bert Lahr) и Док Рокуелл (Doc Rockwell). Каждый из них относился к шоу по-своему. Для Beatrice Lillie шоу было очень привлекательным и доставляло удовольствие. Она всегда обращала внимание на реакцию зала и в зависимости он нее меняла стиль выступления.

В противоположность ей, Bert Lahr был похож на Pagliacci – избиваемого клоуна. Каждый вечер он выходил на сцену, как человек, приближающийся к своей смерти в ужасном кошмаре. И все же каждый раз он завоевывал аудиторию своим талантом. С другой стороны, беззаботный Doc Rockwell всегда контролировал ситуацию и был невозмутим.

При подготовке к шоу было решено, что Бенни, как и три других участника, в конце представления выйдет на поклон в костюмах в стиле 18 века. Бенни отказался одеть предложенный ему костюм, аргументируя это тем, что его участие в спектакле ограничивается музыкой. Billy Rose со свойственным ему оптимизмом считал, что в конце концов Билли сдастся и последует предложенному плану.

Сидя в зале рядом с Элис в вечер премьеры в театре Ziegfeld Theater, Billy Rose был сама улыбка до момента финального занавеса. Когда Бенни вышел на поклон в том же самом костюме, в котором он провел все представление, Rose привстал со словами "Вот сукин сын!". Он написал Бенни записку с замечанием, что с этих пор никто не выйдет на поклоны без оговоренного костюма. Это устроило Бенни, теперь он имел письменное разрешение уходить домой пораньше сразу после представления, пропуская последний совместный выход. Billy Rose рассердился, но понял, что его перехитрили, и что он больше ничего не может поделать.

Эта история подчеркивает парадоксальную черту характера Бенни. С одной стороны, все его знали, как рабочую лошадку, которая вкладывала в дело тем больше сил, чем сложнее были задачи. Даже в замечательные дни 1930-х годов по словам Гарри Джеймса (Harry James) Бенни репетировал в 15 раз больше, чем остальной оркестр вместе взятый. Но Бенни, также демонстрировал и противоположное качество – частые внезапные уходы. Он и сам не мог назвать причины этого. Привычка внезапно уходить вступала в противоречие с его отношением к любимым им проектам, и даже приводила к охлаждению дружеских отношений на целые годы.

Например, однажды произошло печальное затруднение с Луи Армстронгом. Бенни часто сожалел, что он и Луи слишком редко выступали вместе. Первый раз они выступали вместе в 1939 г. Луи пел Ain't Misbehaving в своей непередаваемой манере в радиопередаче Бенни Camel Caravan. Шесть лет спустя Луи, Дюк Эллингтон и Бенни вместе участвовали в радио-концерте. Передача шла одновременно из Нью-Йорка, Нового Орлеана и Сан-Франциско. Они исполнили пьесу Дюка Things Ain't What They Used To Be, слушая друг друга в наушниках. В какой-то момент Бенни услышал результат их взаимодействия – фраза была исполнена Луи и повторена на другом конце континента кларнетом Бенни. Они находились в тысячах миль друг от друга и в то же время чувствовали близость друг друга.

Позднее в 1947 Луи и Бенни иногда работали вместе в Голливуде над фильмом A Song Is Born, в главной роли в котором снялся Danny Kaye. Бенни выступал в роли профессора Магенбруха – консерватора с маленькими усиками. Вирджиния Майо (Virginia Mayo) по сценарию должна была заставить профессора полюбить "горячую" музыку. Бенни хорошо знал коммерческую сторону Голливуда. Работать здесь означало участвовать в создании мечты за деньги. Некоторые эпизоды фильма ему явно не нравились. Луи же, как казалось, нравилось все.

Возможно, так оно и было. Бенни иногда думал, что в этом и был секрет его магии. Это было просто наслаждение, простое удовольствие, которое и позволяло Луи подниматься над окружающим миром и заставлять его выглядеть чем-то большим, чем он на самом деле был.

В 1953 Бенни пригласил Луи принять участие в турне по США. Время было, как казалось, выбрано нужное, старые записи Бенни и Луи только что были переизданы на LP-альбомах и продавались на редкость успешно. Для турне Бенни собрал оркестр, который почти полностью состоял из его старых знакомых. Как в старые добрые времена на барабанах был Gene Krupa. Вокалисткой была Helen Ward. Трубы – Ziggy Elman, Charlie Shavers, и Al Stewart. Georgie Auld, Sol Schlinger, Clint Neagley и Willie Smith – саксофоны. На тромбонах – Vernon Brown и Rex Peer. Кроме того, Луи согласился в качестве усиления состава привезти с собой собственную маленькую группу. Все говорило о том, что это турне будет представлять собой прекрасный традиционный джаз – черный и белый одновременно – в изумительной упаковке.

Турне началось в Бостоне и затем переместилось в Нью-Йорк, где выступления проходили в Карнеги-Холл. Аудиторию составляли люди средних лет, которые, как казалось, пришли не столько ради того, чтобы получить удовольствие от музыки, сколько для того, чтобы сравнить мастерство исполнителей со своими воспоминаниями.

Идея турне принадлежала нетерпеливым менеджерам, которые не хотели упустить случай получить неплохую прибыль. Но Бенни в это время уже давно не концертировал, и ему было трудно выдержать серию выступлений по 2 представления каждый вечер с семи вечера до часа ночи с переездами из города в город. Луи это меньше беспокоило. Бенни подумал, что было бы лучше отказаться от турне в самом начале, чем принимать на себя его груз.

Бенни мог прекрасно выносить давление обстоятельств и обсуждений, когда он был "на принимающей" стороне. Музыканты иногда бросали его, и он по собственному опыту знал, как это неприятно. Например, в 1941 г. он должен был выступать вместе Филадельфийским симфоническим оркестром в отрытом летнем театре Robin Hood Dell. Jose Iturbi, больше известный как пианист, был дирижером, но отказался от участия, когда узнал, что в программе принимает участие Бенни, аргументируя это тем, что Бенни всего лишь джазовый музыкант. В результате в роли дирижера выступал Edwin McArthur. Концерт, собравший 14 тыс. зрителей, прошел с громким успехом.

Однажды Бенни сразу же после выступления в танцзале в Висконсине выехал автобусом в Чикаго, чтобы принять участие в записи пластинки с ансамблем Pro Arte. Это был один из лучших струнных квартетов того времени, и Бенни никогда раньше с ними не играл. Когда он появился в студии, где они собирались исполнять квинтет Моцарта, Бенни внезапно понял, что значит пытаться записывать это произведение без репетиций. Тогда он сказал себе – "Так нельзя". Вежливо откланявшись, он покинул студию и город.

Но таких случаев за всю музыкальную карьеру Бенни было всего несколько. Он предпочитал вспоминать приятные моменты, такие как историческое турне по России в 1962 г., хотя и там присутствовали неприятные моменты. Турне было спланировано и организовано сотрудниками по культурному обмену из Вашингтона, которые попросили Бенни взять руководство всем турне на себя. Но тут он обнаружил себя находящимся под политическим давлением. На протяжении всей жизни Бенни никогда не обращал особого внимания на рассовые аспекты, а теперь его попросили уделить особое внимание тому, чтобы его оркестр включал достаточно большое число "черных" музыкантов. В результате некоторые из заявленных им музыкантов, вряд ли были в первоначальном списке кандидатов.

Затем он был проинформирован, что он должен сам договориться с музыкантами относительно размера гонорара, и что сам он будет выступать бесплатно. Бенни в прошлом выступал бесплатно сотни раз на бенефисах, но почему это турне должно было считаться международной благотворительной акцией? Московские бюрократы также оказались на редкость требовательны.

Одним из первых условий, о которых они поставили Бенни в известность, было требование выступать каждый вечер. Бенни, однако, лично настаивал на встрече с министром культуры, пока не добился ослабления этого требования.

Определенные трудности были и с самим оркестром. Некоторые музыканты придерживались стиля исполнения, который Бенни не мог принять, и от него потребовалось вся жесткость руководителя, чтобы настоять на своей точке зрения. В конце концов, как стало известно из прессы, Никита Хрущев сделал Бенни несколько обывательских замечаний относительно джаза в целом. Политик знал бы, как поспорить с Хрущевым относительно сравнительных характеристик американских и русских холодильников и автомобилей, однако Бенни совершенно не интересовали споры относительно сути музыки. За него должна была все сказать сама музыка, которую он исполнял в ходе турне по России. Это и сделало то турне таким запоминающимся. Относительно реакции русской аудитории не было никаких вопросов. Слушатели открывались навстречу музыке, как весенние цветы, и Бенни был счастлив. Возможно здесь сыграло свою роль его российское происхождение.

К моменту того турне по России Бенни уже осуществил несколько зарубежных визитов, как своего рода полуофициальный представитель культуры США. У него был колоссальный успех в Брюсселе на Всемирной выставке 1958 г. Позже в 1964 г. он посетил Японию с пианистом Dick Shreve, басистом Monty Budwig и барабанщиком Colin Bailey. Они еще не были в то время слишком известны, но исполняли прекрасную музыку, что в Японии поняли сразу и приглашали их повторить визит. Даже холодным февральским вечером, когда они выступали в зале Kosei Nenkin в Токио, а система отопления вышла из строя, зрители, кутаясь в пальто, покашливая и чихая, тем не менее живо реагировали на представление, особенно на пьесу "Stompin' At The Savoy", исполнение которой вызывало частые выкрики "Банзай!".

Такого рода успех, особенно в неблагоприятных условиях, был довольно типичен для Бенни. Ему также везло со знакомыми - как по работе, так и с друзьями. Среди исполнителей классической музыки он многому научился, особенно у Joseph Szigeti, Reginald Kell, Gus Langenus и у членов Будапештского струнного квартета. Среди джазовых музыкантов, многие его друзья и коллеги достигли большего, чем могли мечтать. Трубач Гарри Джеймс (Harry James), который сделал так много для оркестра Гудмана в конце 1930-х, впоследствии стал соперничающим руководителем оркестра самой высокой пробы. Гарри с тех самых пор оставался руководителем оркестра и сделал прекрасную карьеру.

Что касается первоначального состава квартета Гудмана, то каждый из коллег Гудмана, который в этом квартете участвовал, позднее стал руководителем собственного оркестра. Более того, каждый из них добился на этом поприще удачи и известности. А Мел Пауэлл (Mel Powell), который был любимым пианистом Бенни в 40-х и начале 50-х годов, достиг успехов в другом направлении, став деканом Калифорнийского института искусств.

Тот факт, что Бенни был руководителем особого сорта, который старался помочь другим стать лидерами, сам по себе заслуживает уважения, несмотря на случавшиеся иногда личные конфликты. Stan Kenton, деятельный и склонный к экспериментам руководитель оркестра, однажды так описал эту ситуацию – "Вы находите молодого музыканта, заботитесь о нем – и однажды он говорит вам "Прощай" и уходит. Но это прекрасно!"

Как и Harry James, Stan Kenton еще не думает об отдыхе. Как и Count Basie, Woody Herman или Buddy Rich. И это понятно. Молодые исполнители хотят научиться тому, что им могут дать руководители оркестров старой школы. В этом смысле показательно, что 3 десятилетия после гибели Глена Миллера во время Второй мировой войны, его оркестр по-прежнему собирает полные залы. В музыке всегда были и всегда будут популярные направления. Это не противоречит тому факту, что шедевры, созданные одним поколением, сохраняют свою ценность и для других.

Определенные образом Бенни понимал, что классическая музыка пользуется наибольшим уважением. Временами он погружался в работу именно над классикой, например, С Бостонским симфоническим оркестром под управлением Serge Koussevitsky. Но работа с джазовым ансамблем в таком зале, как Rainbow Room в Нью-Йорке, тоже была очень приятной. Вы хорошо знаете своих коллег, и публику, а они так же хорошо знают вас. Это придает всему выступлению особо приятное ощущение – люди счастливы, и у вас возникает чувство, что вы помогаете им в этом. Концертные турне были гораздо труднее. Желание собрать джазовый оркестр и поехать с зарубежными гастролями было очень сильным, однако иногда Бенни хотелось, чтобы он сопротивлялся этому желанию. Например, недавнее турне в Австралию прошло прекрасно, однако какие расстояния пришлось покрыть!

Из мест за пределами США, где Бенни приходилось выступать, ему больше всего нравился Лондонский Альберт-холл. Последнее выступление в этом зале заслужило самых лестных отзывов. Sunday Times охарактеризовала его как "возмутительно прекрасное".

Большую часть этих похвал заслужил состав, который он привез в Лондон. Тенор-саксофонист Zoot Sims, который начинал в его оркестре в семнадцать лет в 1943. Казалось, что Zoot только улучшает свою игру с каждым годом. Он играл на своем нарочито неотполированном инструменте в великолепном мягком стиле. Bucky Pizarelli был принцем среди гитаристов. С одной стороны задористый, он с другой стороны все время сдерживал себя. Peter Appleyard – рассыпал серебро мелодий. Его вибрафон был полон жизни. Как оказалось, он был лондонцем, и родился и вырос недалеко от Альберт-холла. Его родные никогда раньше не слышали его выступлений.

Принимая во внимание тот факт, что с возрастом люди теряют живость, Бенни говорил себе, что в то же время он многое приобретает. Углублялось самопонимание, а также понимание инструментов. И наконец, человек обучается самоотречению. Усиливающаяся самодисциплина делает импровизации более точными и изящными. Звук становится лучше. Может быть это заметит только один слушатель из сотни. Какая разница? Удовольствие, получаемое слушателями, не самое главное. И , если уж говорить начистоту, главное – это собственное удовлетворение и радость от исполнения прекрасной музыки. Все музыканты, которые наиболее нравились Бенни, испытывали те же чувства. Когда подворачивался случай, они собирались на джем-сейшн не требуя платы, ради собственного удовольствия. Музыканты, исполнявшие классическую музыку, объединялись в камерные ансамбли точно с такими же ощущениями. Они любили музыку больше, чем публику. Они также никогда не испытывали скуки от своей работы. Музыка в своем лучшем проявлении была процессом, действием, а не памятником.

При записи пластинок Бенни всегда старался придерживаться этой позиции. Слишком сильно стараться – это ошибка. Вещи, созданные "на века", звучат как нестареющие, но никогда, как свежие. Лучше воспринимать каждую запись, как первую попытку. В 1963 г. , например, Бенни передал этот дух своему квартету. Они взглянули друг на друга, возможно думая, что никто из них четырех уже не молод. А потом настроились играть так, как будто родились только вчера. Мелодии, которые они исполняли, были в основном "старинные" – джазовые пьесы, которые уже стали классикой. Но они исполняли их , как абсолютно новые. И результат – прекрасная музыка.

Последним "путешествием в прошлое" для Бенни был памятный концерт в Карнеги-холл , состоявшийся с помощью его друзей 17 января 1978 г. Если кому-то нужно было убедиться в том, что имя Бенни сохранило свое золотое сияние, и что эра свинга еще не забыта, то этот концерт дал ответ на этот вопрос – все билеты были проданы в первый же день. Этот событие стало наивысшей точкой в конце его карьеры.

Внимание к этому концерту было фантастическим – статьи в ведущих газетах и журналах; сообщения во всех средствах массовой информации. Что касается самого концерта, то была сделана попытка собрать как можно больше музыкантов, входивших в первый состав оркестра. Бенни надеялся, что в первую очередь к ним смогут присоединиться Jess Stacy , Teddy Wilson, Vernon Brown, и Harry James. Но из первоначального состава 1938 года присутствовали только Lionel Hampton и Martha Tilton.

Готовясь к этому концерту, Бенни не пытался повторить программу сорокалетней давности. Единственными старыми номерами были – "визитная карточка" оркестра Let's Dance, который, повторяя свой успех, исполнила Martha Tilton, Loch Lomond и Sing,Sing,Sing – дань уважения покойному Gene Krupa. Как событие, этот концерт безусловно удался, хотя как от музыкального вечера, от него ждали большего. Но в рецензии, написанной музыкальным критиком из New York Times, Бенни был отмечен как выдающийся музыкант современности. После обсуждения представления, упомянув о том, что группа "потеряла блеск" и утратила "огонь и дух оркестра Гудмана", критик переходит к исполнению Бенни таких современных пьес, как Yesterday и Send In The Clown:

Несмотря на ауру ностальгии по последним 30 годам, прошлое, кажется, не имеет власти над Бенни Гудманом. Он лучше всего чувствует себя в настоящем, которое для созидающего художника является наилучшей средой существования.

Элис умерла в 1978 г. после непродолжительной болезни. И ее отсутствие все изменило. В 1979 г Бенни было 70 лет. У него был плотный график выступлений – как с классическим репертуаром, так и с джазовым коллективом, в состав которого обычно входили Warren Vache на трубе, Buddy Tate на тенор-саксофоне, John Bunch на фортепиано, Cal Collins на гитаре, Connie Kaye на ударных, Major Holley на басу и Scott Hamilton на саксофоне. Его имя и его музыка никогда не забывались. Например, в 1978 Bob Fosse подготовил большое шоу на Бродвее под названием Dancin'. Ключевым номером которого, как согласились многие, был "Benny's Number", основанный на записи Sing, Sing, Sing, сделанной в Карнеги-холл в 1938 г. Музыкальный критик газеты The New Yorker писал: "Эта музыка стала тем источником энергии, который вытряс из Фосса его манерность" и назвал этот номер "гвоздем программы".

Что дальше? Нет причин, которые могли бы помешать Бенни двигаться дальше по тому пути, на который он ступил в пору своей юности в Чикаго, городе, который стал питомником для замечательных джазовых музыкантов. В сущности, из этого состояла вся его жизнь – создавать музыку.

Примечание переводчика - Бенни Гудман скончался 13 июня 1986 года в Нью-Йорке.