Чикагские энтузиасты джаза объединились в клуб The Rhythm Club, возглавляемый энергичной Хелен Окли (Helen Oakley). Она создала этот клуб по образцу европейского джаз-клуба Hot Club. Члены клуба собирались, чтобы вместе исполнить и обсудить те или иные джазовые мелодии, а также поддержать те оркестры, которые им нравились. Планы Хелен Окли, однако, шли дальше. С некоторым трудом, но она все-таки убедила Бенни дать концерт в субботу в одном из залов Congress Hotel. Ко всеобщему удивлению успех был потрясающий. Журнал Down Beat писал об этом концерте как о «лучшем свинговом концерте на памяти публики – вехе в истории свинга».

Благодаря редактору журнала Time Фрэнку Норрису (Frank Norris) этот концерт получил известность по всей стране, и Бенни стал знаменитостью. Клуб The Rhythm Club вскоре устроил также и выступление оркестра Флетчера Хендерсона. Смэк представил публике прекрасный состав – кроме Чу Берри (Chu Berry) и Роя Элдриджа (Roy Eldridge) участвовали также контрабасист Джон Кирби (John Kirby) и изумительный барабанщик «Здоровяк» Сид Кэтлет (Big Sid Catlett). Позже трубач Элдридж стал звездой в оркестре Джина Крупа, а Кэтлет на несколько месяцев 41 года занял трон Джина в оркестре Бенни.

Последний концерт, устроенный The Rhythm Club, имел место на Пасху 1936 года. Опять выступал оркестр, а также трио Бенни. Тэдди Уилсон (Teddy Wilson), который в это время выступал в ночном клубе Famous Door в Нью-Йорке, приехал на выходные в Чикаго, чтобы присоединиться к оркестру. Для Тэдди это было немного трудно психологически, поскольку это был первый случай, когда черный музыкант выступал в составе белого оркестра. К счастью, он легко преодолел волнение. Он вышел из положения, преодолев так называемый расовый барьер благодаря нежному звуку своего инструмента.

После выступления Бенни спросил Тэдди, не подумает ли он над предложением присоединиться к оркестру. И Тэдди ответил, что он не только подумает над этим, но и сделает это. В этот момент был создан еще один важный прецедент – не только для оркестра Бенни, но и для всего джаза в целом.

Тем летом Бенни привез свой оркестр в Голливуд для участия в музыкальной комедии The Big Broadcast Of 1937, в котором среди прочих также принимали участие Джэк Бенни (Jack Benny), Марта Рэй (Martha Raye) и Леопольд Стоковский (Leopold Stokowski). С этого момента началось длительное, хотя и прерывавшееся, сотрудничество Бенни и Голливуда. Это отношения достигли кульминации в 1956 году, когда Голливуд выпустил фильм, озаглавленный История Бенни Гудмана.

В середине работы над мюзиклом Бенни получил из Нью-Йорка непонятную записку от Джона Хаммонда (John Hammond). Тот предлагал посетить дешевый портовый подвальчик в пригороде Лос-Анжелеса, известный как Paradise Cafe. Бенни принял это предложение и посетил кафе, заплатив за вход 10 центов. Войдя, он увидел, как конферансье, дирижер и виртуоз-исполнитель объединились в одном лице – это был Лионель Хэмптон (Lionel Hampton) со своим вибрафоном. Бенни слушал и смотрел. Час за часом Хэмптон наполнял маленький скромный зал удивительной музыкой.

Следующим вечером Бенни пришел опять, на этот раз с Джином Крупа и Тэдди Уилсоном. После полуночи, когда последние морячки и проститутки покинули кафе и растворились в ночи, Лионель закрыл дверь и предложил своим новым друзьям сыграть с ним. С начала они сыграли Dinah. Каждый из них создавал вариацию за вариацией, и душный грязный зал кафе наполнялся их общей радостью. Казалось, что они играют, как пальцы одной руки.

Лионель был очень религиозным человеком и никогда не путешествовал без своей Библии. Однажды он сказал Бенни, что в тот вечер, когда они впервые встретились, Бог был с ними рядом. Бенни не был очень религиозен – если не считать музыку религией – но он отлично понял, что хотел сказать Лионель. Очень скоро – 21 августа 1936 года – Квартет Гудмана сделал свою первую запись – Moon Glow. А 26 августа они записали Dinah, Exactly Like You и свою собственную композицию, которую они назвали Vibraphone Blues. К этому времени Лионель согласился присоединиться к Бенни, поскольку его контракт с кафе закончился.

Поскольку Бенни получил хорошее музыкальное образование, он хорошо знал классический репертуар, хотя и исполнял в основном джаз. Время от времени он изучал или прослушивал образцы классических произведений для кларнета – Квинтет, Трио и Концерт Моцарта, два Концерта и Концертино Вебера, Квинтет, Сонату и Трио Брамса. Его карьера исполнителя классического репертуара начнется несколько позже, но первое выступление в этом качестве произошло на музыкальном вечере в доме матери Джона Хаммонда. Джон разучивал в составе камерного ансамбля партию альта из моцартовского Квинтета для кларнета и струнных ля-мажор и пригласил Бенни присоединиться к ним. После нескольких недель репетиций они освоили произведение и исполнили его майским вечером перед гостями. Бенни довольно сильно нервничал, и даже выпил пару коктейлей. Но выступление прошло замечательно, и единственным диссонансом было кресло, сломавшееся под одним из гостей.

Это новое развитие его талантов не оттолкнуло Бенни от его приверженности джазу. Если что и изменилось, так это его отношение к джазовой среде. Однако, казалось весьма естественным, что музыкальные вечера в доме Хаммондов заканчивались блюзами в исполнении Милдред Бэйли (Mildred Bailey), которой блистательно аккомпанировал на фортепиано Флетчер Хендерсон (Fletcher Henderson).

В 1947 вместе со своим другом скрипачом Джозефом Сцигети (Joseph Szigeti) Бенни пригласил Бела Бартока (Bela Bartok) для написания пьесы под названием Контрасты для кларнета, скрипки и фортепиано. Он также постарался расширить репертуар, использовав другие современные ему классические произведения, которые он исполнил с ведущими оркестрами мира. Среди самых приятных воспоминаний о его выступлениях с классическим репертуаром было одно, которое он давал в Memorial Hall в Кембридже весной 1964 года. По этому случаю его дочь Рэйчел села за фортепиано при их совместном исполнении сонаты Брамса, Grand Duo Concerto Вебера и сонатины Богуслава Мартину (Bohuslav Martinu). . Бенни также очень ценил более ранние воспоминания о совместном выступлении с Иегуди Менухиным и Леоном Пауэрсом (Leon Powers) при исполнении сюиты для кларнета, скрипки и фортепиано Дариуса Милхарда (Darius Milhard).

Были и другие прекрасные эксперименты в этой неопределенной области между "официальной" музыкой и джазом. Например, он записал "Черный концерт для кларнета и джаз-банда" Стравинского, Derivations для кларнета и оркестра Мортона Гуда (Morton Gould) и Прелюдию, Фугу и Рифф Леонарда Бернстайна (Leonard Bernstein) под управлением самих композиторов. Хотя это были выступления, которые он любил вспоминать, они в сущности прошли незамеченными публикой. Бенни понимал, что к нему в основном относятся как к джазовому кларнетисту и руководителю джазового оркестра. Его все знали, как Короля свинга – прозвище, которое он получил еще в 1936 году. И даже в этом ему еще предстояло выдержать множество испытаний, пока корона популярности не засияла над его головой.

Например, вот так проходило одно из вечерних выступлений: это было в те времена, когда путь оркестра Бенни только начинался. У него не было в то время другого выбора, как стараться как можно больше выступать. Приглашения поступали редко, и в основном нужно было выступать загородом, несмотря на все усилия его нового агента Вилларда Александера (Willard Alexander) из Music Corporation of America (MCA). Alexander окончил колледж, был одного возраста с Бенни, и любил "горячий" джаз. Он считал, что есть немало студентов колледжей, которые так же любят джаз, и полагал, что их поддержка может помочь Бенни. Alexander был молод, он работал в агентстве, которое стремилось расширить свое влияние и было готово к любым новшествам. Они сразу понравились друг другу, и в надежде на взаимную выгоду они начали свой совместный бизнес.

Возможность для Бенни покончить с однообразными турами и приглашениями на один вечер была результатом необычайно успешного и широко известного сейчас ангажемента в Лос-Анджелесе. Это было в конце лета 1935 года вскоре после того, как оркестр был наконец создан и приглашен для записи в студию Victor. Тур по районам Среднего Запада и Скалистых гор был не очень удачным. Выступление в Elitch's Gardens в Денвере, шт. Колорадо, было по сути удручающим. Поэтому не удивительно, что MCA решило прервать ангажемент. Однако Alexander не дал осуществиться этому решению. Он считал, что после такого тяжелого турне через всю страну оркестр заслуживает по крайней мере выступления на Западном побережье. В результате оркестр получил предложение на выступления в течение целого месяца в престижном зале Palomar Ballroom в Лос-Анджелесе. Несколькими неделями до этого оркестр выступал в понедельник вечером в Окланде в зале McFaddens вместимостью 1500 человек. Программа "Let's Dance", с которой они выступали по субботам в течение года, принесла им известность, и привлекла в этот по сути второсортный зал около тысячи посетителей.

Зал Palomar, находящийся на пересечении Vermont и Third Avenue в центре города, был безусловно более трудным и важным испытанием. В нем было несколько ресторанов и большой танцевальный зал. Входной билет стоит не менее полу-доллара. По этой ли причине, или потому что молодые калифорнийцы хотели услышать оркестр Бенни Гудмана, перед входом вечером собралась внушительная толпа.

В первый час Бенни играл очень осторожно. Он выбрал самые нежные и мягкие аранжировки. Ответом была вежливая холодность и не более. Затем Бенни как будто почувствовал что-то в сердце. Он подумал, что этот вечер может быть последним совместным выступлением его оркестра. Он решил, что они должны сделать все так, как считают нужным, чтобы в последний раз насладиться мастерством друг друга.

Поэтому после антракта он предложил исполнить одну из известных пьес оркестра – аранжировку, сделанную Флетчером Хендерсоном (Fletcher Henderson). Что за пьеса это была, он потом уже не мог вспомнить, но гул одобрения, который прокатился по залу, был для него приятнейшим звуком, который он когда-либо слышал. Стало ясно, что посетители ждали от оркестра настоящего свинга, - такого, какой они уже слышали из записей оркестра на радио и пластинках. Более половины посетителей перестали танцевать и сгрудились у сцены. Они стояли группками по трем сторонам сцены и слегка покачивались в танце, а музыка окутывала их.

Джек Тигарден (Jack Teagarden) как-то заметил, что было замечательно видеть танцующие пары, потому что он знал, что они счастливы. Бенни согласился с этим замечанием. Но по его мнению, еще более приятной была внимательная тишина в зале. Все члены оркестра почувствовали это и играли лучше, чем когда-либо после Нью-Йорка. Пьесы When Buddha Smiles и Down South Camp Meeting никогда не звучали так впечатляюще.

Местное отделение MCA было довольно, увидев, как они ошибались относительно Бенни. MCA только начинало свою деятельность на Западном побережье, и успех Бенни был для них хорошим стартом. На адрес Александера в Нью-Йорке была отправлена поздравительная телеграмма, в которой сообщалось, что положено прекрасное начало. В свою очередь зал Palomar продлил контракт с Бенни с одного месяца до двух. За это время были побиты многие рекорды посещаемости.

Бенни и весь его оркестр вдруг обнаружили, что стали популярны. Эта удивительная атмосфера существовала до конца 30-х годов, когда она сменилась тяжелыми временами Второй Мировой Войны.

В марте 1937 в Paramount Theater в Нью-Йорке все возрастающая популярность оркестра Бенни Гудмана достигла своей наивысшей точки. В это время оркестр Бенни исполнял пьесу Madhattan Room of the Hotel Pensilvania. Зал Paramount Theater стал очень популярным в Нью-Йорке. Работа в Paramount Theater удвоила нагрузку на оркестр, но полученные деньги того стоили. Сам Бенни вовсе не считал, что работа может быть чем-то другим, кроме обычной рутины. Во-первых, в то время аудитория кинотеатров не была настроена на свинг. Во-вторых, фильм под названием Maid Of Salem, просмотр которого входил в стоимость билета, был довольно мрачной историей о ведьмах в Новой Англии с актерами Claudette Colbert и Fred McMurray в главных ролях. Как было вскоре написано в журнале New Yorker, "В течение нескольких месяцев в зале Paramount выступали танцевальные оркестры, среди которых были такие, как оркестр Фреда Уоринга (Fred Waring) и Рэя Нобля (Ray Noble), и руководство театра не имело никаких причин считать, что оркестр Бенни Гудмана будет иметь такой успех. Однако, так оно и было". В первое утро, когда Бенни со своим оркестром прибыл к 7-часовой репетиции, он обнаружил у кассы очередь, которая тянулась почти на квартал. Потом Бенни пришло в голову, что это были новые тысячи его поклонников, которые не были завсегдатаями ночных клубов, но могли наскрести 35 центов на поход в кинотеатр. Согласно журналу New Yorker к 10 часам в очереди стояло 4 400 человек.

После репетиции оркестр, немного нервничая, собрался на сцене. Все было готово к началу первого из 5 запланированных на каждый день в течение следующих двух недель выступлений. Заработали механизмы, и оркестр, как на руке великана, поднялся на платформе, чтобы предстать перед зрителями. С первого взгляда было видно, что зал набит битком. Ряды юных почитателей встретили музыкантов приветственным свистом.

Оркестр начал с пьесы Let's Dance, которая стала визитной карточкой Бенни Гудмана. Затем без остановки они перешли к Bugle Call Rag. А потом был Riding High. К этому моменту молодежь уже танцевала в проходах. Когда столпотворение достигло высшей точки, Бенни просто сел и стал ждать. Его отношение к происходящему было следующим: "Когда вы закончите со своим концертом, мы продолжим свой". Наконец шум стих, и квартет исполнил Body and soul, а затем весь оркестр сыграл Tiger rag, I Got Rhythm и наконец Sing, Sing, Sing. Напряжение с каждым номером возрастало. Джин Крупа (Gene Krupa) – на барабанах, выдавал рэг, улыбаясь во весь рот, Видо Муссо (Vido Musso) – бушевал на тенор-саксофоне, Гарри Джеймс (Harry James) – на трубе закручивал ритм.

Пять раз в день в течение 3 недель это незабываемое шоу повторялось вновь и вновь, собирая по 21 тысяче посетителей в день. Variety – профессиональный журнал индустрии развлечений – назвал это выступление "разрушающим традиционные взгляды по своей спонтанности, единодушию и искренности".

Это был абсолютный успех, после которого жизнь Бенни изменилась. В 1937 году его доход составил около 1000 долларов. Но самый важный концерт в его карьере состоялся 16 января 1938 года в Карнеги Холл в Нью-Йорке. Слава этого выступления, однако, не простерлась далее пары дюжин лет. К счастью этот концерт весь был записан. Альберт Маркс (Albert Marx), муж вокалистки Хелен Уард (Helen Ward), позаботился об этом и сделал запись с помощью одного микрофона. Пластинка вышла в 1950 году и стала очередной вехой не только в развитии джаза, но и в развитии звукозаписи. Она стоит в ряду наиболее успешных пластинок по числу продаж.

Но когда Бенни стоял на сцене Карнеги Холл в лучах софитов, он почти ненавидел журналиста Wynn Nathanson, который и предложил идею этого выступления, а также прозорливого Sol Hurok, который организовал его. Hurok написал Бенни, что тот должен позаботиться о том, чтобы его ребята выглядели "подобающе". Карнеги Холл был местом постоянных выступлений дирижера Джона Барбиролли (John Barbirolli) и Нью-Йоркского филармонического оркестра. И в тот вечер Карнеги Холл должен был пуститься в пляс под горячий джаз, либо стать свидетелем провала. Если бы оркестр Бенни потерпел фиаско, то именно его обвиняли бы – и совершенно справедливо – за то, что он поставил музыкантов в невозможное положение. Это было бы особенно верно по отношению к чернокожим музыкантам – звездам джаза – которых Бенни уговорил принять участие в концерте. В этих обстоятельствах было непонятно, почему для первой пьесы Бенни выбрал слишком медленный темп. Начало прекрасной композиции, написанной Эдгаром Сэмпсоном (Edgar Sampson) – Don't Be That Way – было не очень удачным, но к счастью через пару минут Krupa вывел удивительное соло на барабанах, которое вернуло пьесу к нужному звучанию. Публика отреагировала бурно, все внезапно почувствовали, что этот вечер превратится в замечательный джем-сейшн.

Композиция Каунта Бэйси One O'Clock Jump вызвала волну оваций. Затем Бенни предложил зажигательный фрагмент истории джаза, включая подражание игре кларнетиста Тэда Льюиса (Ted Lewis). После этого было изящное посвящение Дюку Эллингтону (Duke Ellington), исполненное тремя великолепными музыкантами из оркестра самого Эллингтона – Кути Уильямс (Cootie Williams), который присоединился к оркестру Гудмана в 1940, – на трубе, Джонни Ходжс (Jonhy Hodges) - на альт-саксофоне, и Гарри Кэрни (Harry Carney), которого почти не было видно за его мелодичным баритон-саксофоном.

Сам оркестр вернулся на сцену с пьесой Life Goes To A Party. Потом выступали Квартет и Трио Гудмана, за которыми следовала Марта Тилтон (Martha Tilton) с песней Loch Lomond. Композиция Джимми Манди (Jimmy Mundy) "Swingtime In The Rockies" вдохновила Зигги Элмана (Ziggy Elman) на блистательный полет его трубы. И наконец, когда атмосфера вечера захватила всех, Джин завел на барабанах зажигательный ритм Sing, Sing, Sing. Они вдвоем с Бенни выводили такт за тактом в каком-то экстазе, затем, когда весь оркестр присоединился к ним, Джес Стейси (Jess Stacy), который в то время был относительно мало известен, исполнил на фортепиано медитативный фрагмент, подражая церковной музыке. Бенни удивленно обернулся к нему, улыбаясь в своей характерной манере, и по залу пронеслись крики восторга. Многие, присутствовавшие на этом концерте, запомнили соло Stacy, как один из лучших моментов представления. Бенни тогда подумал, что Stacy, как говорят музыканты, "украл шоу".

Что оркестру Гудмана удалось сделать в Карнеги Холл, так это утвердить идею джазового концерта. До того времени джазовые оркестры просто исполняли музыку для танцев. Идея продавать билеты на сидячие места, когда звучит что-то отличное от классической музыки, никому не приходила в голову. Заголовок в журнале Down Beat "Карнеги Холл распробовал свинг" вполне точно отражал это событие.

Olin Downes – музыкальный критик из New York Times – в своем обзоре, вышедшем на следующее утро, описал свои опасения, которые он испытывал. "Я занял свое место в зале с колотящимся сердцем". Энтузиазм и восхищение публики произвели на него даже большее впечатление, чем сама музыка. "В звучании оркестра не было очарования и мелодичности" – писал он и в конце назвал все выступление "слишком монотонным". Обозреватель из Herald Tribune был более благосклонным, но и он назвал себя "неподготовленным слушателем".

В тот вечер оркестр Гудмана был, возможно, на пике своих возможностей. К сожалению, предстояло еще не одно изменение состава. Не многие оркестры могли удерживать музыкантов надолго. Кто же выступал в тот вечер в Карнеги Холл в составе оркестра Гудмана? Во-первых, Трио и Квартет Гудмана, в состав которых входили сам Бенни, Krupa, Wilson, Hampton. Бенни и Gene также выступали в составе оркестра. Другими участниками оркестра были –

Трубы – Harry James, Ziggy Elman, Chris Griffin

Тромбоны – Red Ballard, Vernon Brown

Альт-саксофоны – Hymie Schertzer, George Koenig

Тенор-саксофоны – Art Rollini, Babe Russin

Бас – Harry Goodman

Гитара – Allan Reuss

Фортепиано – Jess Stacy

Вокалистка – Martha Tilton

При создании других оркестров, которых было много за его карьеру, Бенни руководствовался принципом подбора равных музыкантов. Но никогда больше ему не удавалось собрать такой блестящий состав на такой длительный срок. Одним из важных факторов были экономические причины. Конкурирующие между собой руководители оркестров были готовы предложить высокую цену за услуги "звезд". Кроме того, было вполне естественно, что лучшие солисты время от времени уходили, чтобы создать свой собственный оркестр. И еще более опасным для сохранения состава оркестра был психологический фактор. Постоянная связь с одним и тем же оркестром приводила к тому, что музыкант вдруг обнаруживал, что исполняет одну и ту же пьесу уже в 99-й раз. Кроме того иногда начинались ссоры между музыкантами. И это напряжение усиливалось вынужденным постоянным общением.

Джазовые музыканты бывали часто очень чувствительны и взвинчены. Это относилось и к самому Бенни. Исполнение музыки всем сердцем приводило к тому, что вы чувствовали себя прекрасно на сцене, но ужасно после выступления. Бесконечные выступления в одном и том же коллективе приводили к возникновению напряженности между музыкантами, ревности и непониманию. Нет ничего удивительного в том, что многие музыканты употребляли алкоголь или наркотики, в том числе некоторые из друзей и оркестрантов Бенни.