Русское название этого инструмента, являясь в известной степени произвольным, быть может не совсем точно соответствует действительности, но оно, пожалуй, ближе всего подходит к тому, что именно подразумевается под именем Temple-blocks. Надо думать, что набор этих своеобразных «колоколов»-барабанов или, как сказал бы Курт Закс - «колоколов»-гонгов, никогда не применялся в буддийских храмах, но он, вероятно, участвовал в различных шествиях или народных празднествах и увеселениях народов Дальнего Востока, и уже оттуда перешёл в оркестр, где и получил совершенно иное назначение.
Древность этого инструмента бесспорна, также, впрочем, как и неточность его английского и русского наименования. Не останавливаясь именно сейчас на описании этих «колоколов»,- оно будет дано во всех подробностях чуть ниже,- достаточно напомнить, что в известном в своё время хранилище «Дашковского Этнографического Музея», созданного заботами русского собирателя Василия Андреевича Дашкова (1819-1896), имелся один такой «колокол», названный там японским, музыкальным инструментом без какого-либо определения его прямого назначения. Он очень искусно выточен из цельного куска дерева, вероятнее всего из завязи корня, и очень напоминает большую с узким разрезом гирю, выдолбленную внутри. Звук этого инструмента извлекается при помощи колотушки с обтянутым замшей наконечником, а самый «колокол» во время игры носится на перевязи через плечо.
Современные «корейские» или «буддийские колокола»- temple-blocks, о которых идёт речь именно здесь, по видимому ведут своё начало из Кореи или, вернее,- из Северного Китая Отсюда они вывозились в Америку, где подвергались окончательной обработке и отделке.
Внешний вид этих крайне причудливых «колоколов» очень забавен. Поставленные на основание, они напоминают довольно большие, чуть сплюснутые гири или шары с красиво отделанным ушком-перемычкой. В лежачем положении, в каком они применяются в оркестре, разрезом своей нижней части они напоминают смеющийся рoт сказочных уродцев, а противоположной стороной с вырезанными на ней головами двух драконов, - пасть морского чудища, осьминога или огромного краба. Они нарядно окрашены в чёрный, красный и золотой цвет, звучат очаровательно и чаще всего применяются набором из пяти «колоколов» различных размеров. Обычно размеры temple-blocks'ов не превышают четырёх с половиной дюймов для самого маленького, пяти с половиной и шести - для средних и шести с половиной - для самого большого. Однако, по новейшим китайским источникам, этому своеобразному барабану присвоено известное уже название му-юй, которое в Европе переводят понятием «деревянная рыба». Такое определение очень близко согласуется с действительностью.
Их звук,-то причудливый и глубокий, то таинственный и нежный, извлекается гнущимися тростниковыми палочками с полужёсткими резиновыми овальными наконечниками. В оркестре ими можно пользоваться вполне свободно - одним, двумя или всеми пятью. Чаще всего они укрепляются на неподвижном стерженьке, присоединённом с помощью винта к обручу большого барабана или к особому держателю, принятому в наборе ударных инструментов любых развлекательных оркестров Америки и Западной Европы. Но возможно, впрочем, и вполне независимое применение этого инструмента. В таком случае все пять temple-blocks'ов применяются на перекладинке, составляющей одно целое с подставкой-треножником.
В Америке не так давно была сделана попытка заменить корейские колокола особым сооружением, получившим название solo-blох'а. Этот инструмент несколько лет упорно расхваливался его строителями, но в 1939 году, фирма Ludwig and Ludwig скромно призналась, что их solo-bloх'ы не достигли должного успеха и в качестве неудачного «заменителя» корейских колоколов не получили надлежащего признания среди исполнителей. Таким образом, «корейские» или «буддийские колокола», выточенные из сандалового или тикового дерева, остались единственными представителями этого рода инструмента.
В симфонической музыке,- одна такая и вполне «платоническая» попытка в счёт не идёт,- корейскими колоколами не пользовались. Об этом, впрочем, стоит только пожалеть, если допустить, что именно здесь temple-blocks'ам могло бы представиться немало случаев показать себя с наилучшей стороны. Но условное сегодня, завтра легко может стать вполне безусловным. В произведениях для эстрадных оркестров корейские колокола или temple-blocks'ы принимают весьма деятельное участие и их часто можно слышать в современных грамофонных записях английских и американских танцев и, особенно, в развлекательных и приключенческих фильмах. Звучат temple-blocks, как легко можно было понять, на различной высоте, достаточно явственно ощутимой,- чем больше размер такого «колокола», тем ниже его звук, и наоборот, чем он меньше, тем он звучит выше. Это ясно из существа самого инструмента.
Не так давно в Западной Европе появилась своеобразная упрощенная, сильно удешевлённая разновидность подлинных temple-blocks, получившая самое удивительное и вполне нелепое название. Это - «черепашки», прозванные во Франции «лягушками» - grenouilles. Этот инструмент не имеет никакой истории и, по видимому, возник совершенно случайно.
Именно эти черепашьи спинки или «лягушки», как их обычно называют во Франции, привлекли внимание современных музыкантов, поленившихся, по видимому, раздобыть подлинные корейские или китайские temple-blocks. Их нужно тщательно обработать, подобрать по размеру и прочно укрепить на стальных стерженьках к деревянному ящику-резонатору. Пять таких «черепашек» и представляют собою тот «инструмент», который смело может быть назван подделкой подлинного. Черепашья спинка, как это ни странно, «звучит» очень неплохо, но в сравнении с temple-blocks''ами немного слабо. При желании во что бы то ни стало провести сравнение их можно принять как отголосок основного инструмента. Звук «черепашек» напоминает смягчённый звук temple-blocks'ов и так же, как у temple-blocks'ов, пять разных спинок - пять разных по высоте звуков, расположенных в порядке ступеней условно восходящего сочетания. Но «инструмент» этот, как сказано, очень слаб. Звук черепашьих спинок не может бороться с мощной звучностью оркестра. Ими надо пользоваться поэтому только в безусловном solo или в сопровождении прозрачной звуковой ткани, когда всё внимание слушателя всецело поглощено созерцаньем этого инструмента, а слух - восприятием его поразительного звучания. Впрочем, созерцание слушателя менее необходимо, чем созерцание исполнителя, от точности попадания и остроты удара которого зависит и вся прелесть звучания этого забавного инструмента. Дело в том, что панцырь черепахи, укреплённый на стальном держателе, обладает способностью издавать «хлопающий» звук только в одном месте своей поверхности. Черепаха «звучи г» хорошо только у головки от острого удара полужесткой гибкой палочки с шариком или молоточком на конце. Звук черепашек настолько примечателен, так же как в значительно большей степени звук temple-blocks'ов, что пользоваться им можно только с большой осторожностью - один-два раза на всём протяжении данного сочинения или его более или менее значительной части.
В симфоническом оркестре скромная попытка использовать звучность черепашьих панцырьков имела место очень недавно. В том случае, о котором идёт речь, «черепашки» были применены совместно с «корейскими колоколами», исключительно в видах простой оркестровой занимательности в той же детской опере-сказке Иванушка-Дурачёк..
Каково же теперь подлинное положение «черепашек» в оркестре? Как уже известно из предыдущего, «черепашки» заменили собою и скорее неудачно, чем с достойной пользой для дела, дорого стоящие и редкие в Европе «корейские колокола», известные под именем temple-blocks'ов. Если верно,- а это уже вне сомнения,- что новейший вид «заменителя» буддийских колоколов - solo-blох, потерпел полное поражение в Америке, то «черепашки», как менее острая разновидность этих «заменителей», по силе и окраске звука вообще не смогли вступить в единоборство с temple-blocks'ами-инструментом более мощным и богатым красками. В Европе, тем не менее, охотно приняли черепашьи спинки и быстро превратили их в «лягушек».